Еремей Парнов - Мальтийский жезл [Александрийская гемма]
— Нет, на сей раз не угадали, Гордей Леонович. Меня беспокоит другое. Расскажите как можно подробнее о том вашем разговоре по поводу травника, — она выжидательно остановилась под навесом Белорусской-кольцевой.
— Думаете, это что-нибудь даст? — Баринович прислонился плечом к колонне. — Впрочем, кто знает?.. Короче говоря, позвонил мне один книжный жучок на прошлой неделе. Человек он тертый и в своем бизнесе асе. Не только знает наперечет все мало-мальски ценные издания, но и помнит, у кого что хранится. Словом, ведет свой учет частным библиотекам. Не успеет кто-нибудь из коллекционеров отдать душу, как он мгновенно узнает об этом по какому-то тайному телеграфу. Будь то в Ленинграде или во Львове, где уцелело несколько очень старых библиотек. Форменный стервятник. Раньше он частенько снабжал меня всякими редкостями. Теперь же, к сожалению, мне такая роскошь не по карману. Во-первых, обременен семейством, во-вторых, цены возросли настолько, что и не подступишься.
— И все-таки он обратился к вам с предложением?
— Очевидно, по старой памяти. Да и книжка уж больно занятная. Притом с личной печатью Макропулоса, лейб-медика Рудольфа Второго [62], императора Священной Римской империи, австрийского эрцгерцога и чешского короля. Аккурат по моей части. Откровенно говоря, у меня слюнки потекли. Но я сразу сказал, что не потяну, и посоветовал обратиться к Георгию Мартыновичу. Как-никак, такие книги попадаются не часто. Один раз в сто лет, можно сказать.
— И что он ответил?
— Сказал, что уже звонил Георгию Мартыновичу и обо всем с ним договорился, но тот, видимо, передумал.
— Так-так…
— Каюсь, но тогда я не придал этому особого значения. Лишь пожалел мимоходом, что книга уйдет в совершенно чужие руки. Только теперь, когда узнал о случившемся…
— Понятно, — опережая мысль собеседника, выводила свои заключения Наталья Андриановна. — Сколько он спросил за книгу?
— Две, но намекнул, что можно договориться. Только о чем договариваться, когда мне. и тысячи не наскрести?
— Так, Гордей Леонович, более-менее ясно. Поймите меня правильно, но вам придется еще раз рассказать все это в милиции. Я дам сейчас телефон. Это совершенно необходимо. Обещайте мне, что позвоните, не откладывая.
— Ну, если вы настаиваете, то конечно, — без особой охоты пообещал Баринович. — Раз надо…
— Сейчас, именно сейчас, я с полной абсолютностью поняла, что это совершенно необходимо. На месте Георгия Мартыновича могли оказаться вы, я, кто угодно… Представьте себе, Гордей Леонович, что его убили, да, скорее всего убили, сразу после того, как он взял в сберкассе полторы тысячи рублей. Наверняка, чтобы купить этот дьявольский травник, который не стоит ни единого часа человеческой жизни. Прошлое действительно не умирает. Вы были глубоко правы. Оно все еще требует крови, и убивает, и мстит.
Глава двенадцатая
РАЗВЕДКА НА МЕСТНОСТИ
От дачи Солитова до железнодорожной платформы было чуть более двух километров. Прогулявшись раздругой туда и обратно, Люсин до тонкости изучил этот вполне рядовой для Подмосковья маршрут и составил довольно подробный план.
Сразу за калиткой начиналась вымощенная бетонными плитами кольцевая дорога, обозначавшая внешнюю границу участка кооперативной застройки. По одну ее сторону тянулся сплошной зеленый забор, за которым виднелись крыши хаотично разбросанных домиков, по другую — открывалась приятная для глаза лесозащитная полоса с водокачкой, царившей над местностью подобно какому-нибудь рыцарскому замку. К озеру можно было выйти либо прямиком через лес, либо более длинным путем, ведущим на станцию. Рыбаки и купальщики, разумеется, выбирали первый вариант, всем остальным приходилось идти по бетонке, надежно замаскированной вязкой глиной, намытой дождевыми потоками из поросших сурепкой отвалов. Лет двадцать назад, когда здесь во всю шли строительные работы, кое-что было, видимо, недовыполнено, а что-то, как водится, сделано шаляй-валяй. Ничего удивительного, что последствия, вроде заполненного стоячей водой провала у самой развилки, сказывались по сей день. В этом ненавистном водителям месте кольцевая сворачивала к камышовому болотцу, а ответвлявшийся от нее отрезок терялся в узкой просеке. Попасть в поселок, а затем и на станцию можно было только этим путем. Дорога шла в гору и находилась поэтому в сравнительно благополучном состоянии, хотя отдельные стыки порядочно разошлись. За кюветами по обеим сторонам темнел сучковатый частокол елей, изредка просвеченный чахлыми хлыстиками берез. Два крутых поворота на протяжении каких-нибудь пятидесяти шагов делали этот участок потенциально опасным, что Люсин и отметил на кроках соответствующим значком. Особенно в дождь, когда видимость сведена до минимума, а шум стекающих вод заглушает крики о помощи. После сберкассы Солитов мог и не пойти на станцию, а преспокойно возвратиться домой. Вернее, сделать такую попытку, потому что до дому он явно не дошел.
Далее путь пролегал через совхозное поле. Судя по дружной ботве, урожай свеклы и картофеля ожидался богатый. Да и ядреные капустные кочаны уродились на славу. Но хотя местность просматривалась до зубчатой каймы горизонта, на поле не было видно ни единой живой души. Только вороны, переваливаясь с боку на бок, бродили возле сенного стога, чей пьянящий, ни с чем не сравнимый аромат будил сладостные воспоминания.
Само собой, что в сплошной завесе ливня вся эта сельская благодать выглядела несколько иначе. Но поле — не лес. Оно постоянно открыто для глаза. Тем более совхозное поле, чьи заботливо ухоженные, удобренные и защищенные от вредителей гектары набирали перед уборкой последние центнеры.
Пошли огороженные жердями выгоны, длинные бетонированные коровники, сельскохозяйственная техника под навесом, выкрашенная ярко-оранжевой краской, а затем и двухэтажные домики персонала. Чем дальше, тем чаще попадались навстречу люди. Прогромыхал колесный трактор с прицепом, заваленным комбикормом. Девушка в белом халате весело окликнула Люсина с грузовика, но слова потерялись в дребезжании высоких бидонов. Только промелькнули налитые красные щеки и донесся озорной смех.
Владимир Константинович помахал рукой, лишний раз порадовавшись, что не надел форму. Казалось бы, случайная улыбка, которую тут же. унес разболтанный кузов, а как согрела беззаботным счастливым весельем! Нормальным людям, занятым повседневным трудом, с их горестями и радостями, не прочувствовать этого с такой благодарной болью. Но работа, которую приходилось — причем увлеченно, а подчас даже азартно — выполнять Люсину, едва ли могла считаться обычной.
И в самом деле, разве не противоестественно видеть невольных пособников преступления в деревах, сочащихся тягучей смолой, в пахнущих грибами и прелью овражках, даже в этих слежавшихся кипах сена, разметанного на всем пути от стога до ферм? Можно сбрендить, подозрительно вглядываясь в непроглядную муть, где лишь круги разбегаются от нырнувшей лягушки. Поди угадай, что там на дне. Без полного сосредоточения, когда мобилизованы все чувства и разум, трудно рассчитывать на успех. Это азбука дела. Но даже в таком предельно собранном состоянии, когда механически проверяешь не то что незнакомого человека, но и саму природу, не должна остыть память о добром нормальном мире людей. К счастью, он тут, рядом, хоть и унесло твою память о нем в черные дыры вселенной. Догадываясь, как трудно и одиноко тебе, он посылает и эту улыбку, словно напоминая о том, что неизбежно настанет минута, когда в кустах при дороге ты снова увидишь всего лишь кусты — пропыленные листья и ветки — и даже не обернешься, заслышав вороний переполох. Какое дело нормальному человеку до карканья птиц? Ему и в голову не придет проверить, над чем это они так суматошно мечутся.
Поймав себя на том, что поминутно отвлекается на всякие мелочи вроде бархатных бабочек-траурниц — он так любил их в детстве! — Люсин вновь сверился с местностью и отметил на плане котлован с незаконченным фундаментом. Несмотря на погожий денек, строительная площадка по-прежнему пустовала. Уложенные бетонные блоки и перекрытия были завалены грудами изрядно побитого красного кирпича. Над зачарованным царством заросших бурьяном асбестовых труб, ржавых рельсов и арматуры простирал ажурную длань мощный, но, к сожалению, недвижимый кран, которого напрасно ждали где-нибудь по соседству.
За стройкой, где приходили в негодность фондируемые материалы, пошли частные огороды, на которых мелькали хозяйки в платочках и беззаботно играющие ребятишки. Вкусный дымок сжигаемой ботвы курился медленной винтообразной струйкой. Покоем и умиротворением дышали тронутые осенней пестротой дали.
Бетонка под прямым углом примыкала к асфальтированному шоссе, где ходил рейсовый автобус. Возле остановки, защищенной от непогоды стенами из толстых стеклянных блоков, стояла слегка покосившаяся телефонная будка, а на другой стороне был пустырь, на котором какие-то вполне взрослые «дяди» в рабочих спецовках гоняли по песку мяч. Напротив остановки, окруженная ивами и тополями, виднелась длинная одноэтажная постройка из светлого кирпича, объединившая под своей оцинкованной крышей уже знакомую сберкассу, почту и продовольственный магазин без вывески. Злачное место тем не менее легко распознавалось по груде разбитых ящиков. Судя по кошелкам с бутылками, которые тащили туда и обратно, ящики были из-под заветной стеклотары.
